Почему люди покидают насиженные сельские места? Что происходит с деревней, когда ее жители отправляются за лучшей жизнью? Кому нужны последние обитатели воронежских хуторов? Чтобы ответить на эти вопросы, журналисты РИА «Воронеж» проехали по умирающим поселкам Воронежской области и пообщались с их жителями. Первый репортаж серии «Заброшенные хутора» расскажет о хуторе Обрез Репьевского района. Суммарный возраст трех последних его жителей – 228 лет. Надежды на то, что в Обрез вернется молодая жизнь, у них нет.
Тишина над хутором
Семья Соболевых – 74-летний Александр Михайлович, его супруга, 76-летняя Александра Михайловна, и их соседка, 79-летняя Мария Кузнецова, – единственные жители заброшенного хутора Обрез, в котором есть столбы с фонарями и единственная улица Прудовая, по колени заросшая кустарником и молодыми деревцами. До ближайшего населенного пункта – Бутырок - километров восемь.
Живущие в Обрезе старики видятся редко, хотя их разделяет не более полукилометра. Пешком преодолеть их непросто: колеи по колено и заросли. Главный памятник Обреза – ветвистая груша, растущая напротив калитки пенсионеров Соболевых, посаженная в 1921 году, – ровно через год после того, как первые переселенцы из соседнего Уколово (ныне Белгородская область – РИА «Воронеж») создали здесь сельхозартель. В 60-70-х годах в Обрезе жило и 150, и 200 человек, а с началом перестройки люди стали уезжать из этих мест. Асфальт по всей улице Прудовой так и не положили, хозяйство развалилось.
У пенсионеров две дочки, четыре внука и два правнука в Воронеже, на домике – «тарелка», внутри – уютная горница, «плазма», но связь с внешним миром здесь только по «мобильникам». Вокруг поля и посадки - и тишина, струной звенящая в жаркий полдень.
«Я Сашко, а она – Саня»
– Я Сашко, а она – Саня, – представляет свою семью 74-летний Александр Михайлович Соболев, указывая на свою жену, Александру Михайловну. – Так мы еще с молодости называем друг друга. Познакомились в школе, поженились в 1959 году. У нас даже судьбы общие: отцы погибли на фронте, а мы с женой оба работали в колхозе. Я – механизатор, жена – свекловичница. Теперь мы остались последние в этом хуторе, но ехать в Воронеж не собираемся, хотя дети и внуки зовут постоянно. А на кого все это бросить: домишко, огород на 40 соток, птицу, пасеку? Тут стоит на неделю к своим в Воронеж съездить погостить – полдома бомжи вынесут! Вот тут у нас одинокий старик на другом конце хутора несколько лет назад помер, так его только почтальон нашла, пока дом пустой стоял, все в несколько дней растащили. У нас же тут глухомань!
Последняя связь с цивилизацией
Несколько раз в год до Соболевых добирается вездеход газовиков, который привозит 22-килограммовые газовые баллоны по 650 рублей каждый. В летние месяцы закрутки солений, варенья и салатов хватает месяца на два-три.
В чем выражается «вредность», никто не знает
Эта территория относится к тем, что пострадали от Чернобыльской аварии, а старики получают от государства «за вредность» дополнительно по 415 рублей в месяц. В чем она выражается эта самая «вредность», никто точно не знает, но только после 1986 года в Обрезе вишня перестала плодоносить, а огурцы начали желтеть на корню.
Раз в неделю в Обрез приезжает автолавка
Однако без огурцов и в глуши с голоду не умрешь – раз в неделю по понедельникам к первым (давно брошенным) домам Обреза, где обрывается едва начавшийся асфальт, приезжает автолавка, и Александру Михайловичу приходится напрямую по колее в высокой траве топать полкилометра за мукой и вермишелью.
– На автолавку мы тратим полторы-две тысячи рублей в месяц, остальную часть пенсии откладываем нашей молодежи, – говорит Александра Михайловна.
А почту для Соболевых почтальон теперь кладет в ящик третьей жительницы Обреза – Марии Федоровны Кузнецовой, живущей на другом конце прямо возле обрывающегося асфальта.
«Не будет скоро нашего Обреза»
– Мы помрем, дорога зарастет, дома разрушатся, и не будет нашего Обреза, где мы прожили всю жизнь, – сетует Александр Михайлович. – Кажется, только вчера, в середине 70-х годов, каждое 7 ноября мы – обрезовцы – отмечали общий праздник. На десять дворов резали одного быка, сдвигали столы, пели песни и танцевали под гармошку, а теперь в нашу глухомань и кабаны, как раньше, не забегают. Даже им неинтересно, видать, стало – трех стариков пугать.
«Зажилась на этом свете»
У Марии Федоровны Кузнецовой 84 лет от роду, живущей в самом начале хутора возле обрывающегося асфальта в Обрезе – проблемы с ногами и сердцем, так что на другой конец хутора к Соболевым ей не дойти. Если что, соседи перезваниваются по мобильнику. Ее дочь и внуки тоже в Воронеже, но ехать в их крохотную квартирку (они живут все вместе) пенсионерка не хочет.
Дойти до соседей Марии Кузнецовой тяжело.
…Как-то с ней приключилась оказия: газовики поменяли баллон с газом, забрали старый, дома оставили новый, но пенсионерка целую неделю не могла присоединить его к плите, пока до нее не добрался Александр Соболев.
В молодости она была замужем, но прожила с мужем недолго – разбежались, одна воспитывала дочь, потом старилась в одиночку.
Недавно по району ураганом пронеслись мошенники, предлагавшие одиноким старикам «чудодейственные» лекарства. Ловкачи успешно выманивали у пенсионеров последние «гробовые». Услыхав об этом, Мария Федоровна решила на всякий случай записывать мелом на своем покосившемся заборе номера немногих машин, заглядывающих в эту глушь. Когда одни из случайных гостей увидели эти манипуляции, то их иномарку как ветром сдуло из Обреза.
«Живу и ног не чую»
- Больше всего на свете я боюсь, что помру дома в одночасье и буду лежать, пока почтальон или соцработник случайно не наткнется на мое тело, – говорит Мария Федоровна.– Скорее бы уж… Зажилась я на этом свете, все болит, ног не чую – еле-еле выползаю из дома на улицу.
Между Соболевыми и Кузнецовой полкилометра заросшей дороги, вдоль которой тянутся брошенные полуразрушенные дома, один из которых пару лет назад купила какая-то москвичка. О том, что у этого жилья есть владелец, говорит лишь то, что хибара заперта на хлипкий замочек, а во дворе уже целую вечность сушатся стоптанные резиновые сапоги.
Хозяин где-то есть
Правда, по улице Прудовой стоят столбы с работающими (порой даже днем!) светильниками, но кому и куда они освещают путь – не знают даже последние из могикан: трое стариков, доживающих свой век в заброшенном хуторе, который наверняка умрет вместе с ними от тоски по его последним хозяевам.
){kind=link}